поддержка
проекта:
разместите на своей странице нашу кнопку!И мы
разместим на нашей странице Вашу кнопку или ссылку. Заявку прислать на
e-mail
Статистика
"О яблоках и звездах" Глава 7.
Одним из первых свидетельств о жизни сэра Исаака,
добытых Джоном Кондуиттом, было письмо некоего Хамфри Ньютона, земляка и
однофамильца "того, кто разумом почти божественным, первым вознесши
факел математики, доказал..." и т. д.
Хамфри учился в колледже Троицы и точь-в-точь, как юный Исаак служил
Пуллейну, а юный Гук - Бойлю, прислуживал Ньютону, когда "Начала"
создавались. В ученые мужи он не лез. Сделался обыкновенным лекарем. И в
литературе тоже не оставил следа. Но его ответ на вопрос Кондуитта, что
он помни г о своем учителе и житье-бытье с ним, право же, не лишен
тонких достоинств.
"Грантем, 17 января 1728 г.
Сэр,- Вы просите меня дать вам верный и точный отчет о деяниях моего
почившего друга. Постараюсь сделать это для вас, насколько позволяет мне
в настоящее время моя память.
В последний год правления короля Чарлза сэру Исааку было угодно, через
посредство мистера Уокера, школьного учителя в Грантеме, пригласить меня
в Кембридж, и, таким образом, я имел честь находиться при нем около пяти
лет. В это время он писал свои Математические Начала, я же, по его
указанию, переписывал обширный этот труд, прежде чем направить его в
печать. Несколько отпечатанных экземпляров сэр Исаак поручил мне
преподнести главам колледжей и своим добрым знакомым; некоторые,
например, доктор Бэбингтон из Тринити, говорили мне, что нужно семь лет
учиться, прежде чем начнешь хоть что-нибудь понимать в этой книге.
Все это время, что мы провели с ним вместе, он был со мной мягок,
держался очень скромно и, насколько я знаю, никогда не терял равновесия;
был кроток, любезен, но Всегда погружен в себя. Не помню, чтобы он
когда-нибудь разве только однажды, в ответ на вопрос какого-3накомого:
что он нашел интересного у Эвклида? Это помнило мне одного греческого
философа, который, Рят, рассмеялся один раз в жизни - когда увидел осла,
щипавшего чертополох, хотя кругом росло сколько угодно сочной травы. Сэр
Исаак был затворник, вечно сидел над своими бумагами, редко бывал в
гостях, да и к нему мало кто заглядывал: два-три человека, больше я
никого не видел. Он не любил развлечений, не катался верхом, не играл в
кегли - такого случая я просто не помню; все это он считал пустой тратой
времени. Из своей комнаты он выходил только затем, чтобы читать лекции в
университете. Но слушателей было так мало - а еще меньше таких, кто
понимал его,- что нередко он читал, можно сказать, перед пустыми
стенами. Когда к нему приезжали издалека, он принимал гостя с
достоинством, в меру почтительно, но без заискиванья. Он до такой
степени был погружен в свои занятия, что ел очень редко, вообще часто
забывал о еде, так что, бывало, зайдешь к нему в комнату, а обед стоит
нетронутый. Напомнишь ему, он отвечает: "Сейчас!" - и проглотит стоя
две-три ложки,- никогда не ел сидя, как все люди. Спать ложился не ранее
как в два или три часа пополуночи, иногда сидел до пяти, даже до шести,
и в общем почивал не более 4-5 часов, особенно весной и осенью, в пору
листопада...
Я не замечал, чтобы он пил когда-либо вино, эль или подобные напитки,
разве только за едой, да и то самую малость. Очень редко выходил к обеду
в общую трапезную, обычно только по праздникам. Если же находился в
дурном расположении духа, мог выйти в неряшливом виде, непричесанный, со
спустившимися чулками, в стоптанных башмаках. В церкви колледжа тоже
почти не появлялся: утреннюю службу обыкновенно просыпал, что же
касается обедни, то это было для него время напряженных занятий, от
которых ему никак нельзя было оторваться. Зато по воскресеньям он
довольно часто бывал в церкви св. Марии, по крайней мере в первой
половине дня... У сэра Исаака в эти годы не было ни учеников, ни
товарищей по комнате, потому что, мне кажется, они бы только мешали его
занятиям. Лишь один раз за все время он хворал, у него были боли в
желудке, и несколько дней он пролежал не вставая. Болезнь свою он
переносил терпеливо и мужественно и даже как будто не дорожил жизнью;
видя, как обеспокоен я его состоянием, он старался меня ободрить.
"Если,- сказал он,- я умру, мое имущество перейдет к вам". Это свое
обещание он впоследствии выполнил.
Вот все, что я теперь припоминаю, сэр,- надеюсь, что достаточно полно
ответил на все ваши вопросы. На днях у меня родился сын, и я хочу
назвать его именем моего дорогого умершего друга. Прошу вас оказать мне
честь присутствовать при крещении. Засим остаюсь, сэр, ваш преданный и
покорный слуга Хамфри Ньютон.
Рассказ прост и правдив. Честный Хамфри не берется судить о том, в чем
несведущ. Будем ему благодарны за корректнейшее свидетельство человека,
чьей рукой выведен беловой латинский текст грандиозных Ньютоновских
"Начал" - математической основы современной физики. А Эдмунду Галлею -
за чертежи к великой книге.
