поддержка
проекта:
разместите на своей странице нашу кнопку!И мы
разместим на нашей странице Вашу кнопку или ссылку. Заявку прислать на
e-mail
Статистика
"Человек который показал..." (Петр
Алешковский)
Продолжение
Но Беринг не оценил ученого по достоинству, о чем
Стеллер немедленно отписал в сенат: "Во всем принят не так, как по моему
характеру принять надлежало, но яко простой солдат и за подлого от него,
Беринга, и от прочих признаван был, и ни к какому совету я им, Берингом,
призыван был".
Как видим, среди действующих лиц выстраиваются разные цепочки
зависимости: Миллер - Стеллер - Крашенинников; Стеллер - Крашенинников;
Беринг - Стеллер. Каждый, становясь начальником, "подминал" другого, но
в те времена люди ценили себя высоко - "характер был таков". Это не
значит, что они были тиранами от природы - без дисциплины такая затея,
как вторая экспедиция Беринга, была бы невозможна, нам сегодня остается
только добавить: "Увы!"
В дальнейшем Стеллер преодолел вместе с Берингом весь сложный путь и,
чудом спасшись с острова, где окончил свой путь великий командор,
вернулся снова на Камчатку. Проведя там лето, он отправился в Петербург,
но заболел лихорадкой и умер 12 ноября 1746 года в Тюмени, где и был
погребен. После него осталась масса рукописей; часть их опубликована.
Главнейшие из напечатанных трудов: наблюдения над морскими зверями
Берингова моря (1752) (Стеллерова корова, хищнически истребленная к
концу XVIII столетия, носит имя исследователя), дневник путешествия в
Америку (1793) и, наконец, описания Камчатки (1774) и Берингова моря
(1781).
Описание Камчатки было во многом основано на работах Степана
Крашенинникова, но упрекать Стеллера в компиляции не приходится - по
уставу он обязан был забрать его материалы. По уставу...
Проработав четыре года, Крашенинников вынужден
передать свои материалы другому. Это была трагедия! Трагедия
исследователя, у которого отняли все, собранное с таким трудом за это
время.
После приезда Стеллера Крашенинников предпринял только одну, и то
неудачную, поездку по Камчатке и вскоре, летом 1741 года, отбыл в
Иркутск к Гмелину и Миллеру.
Обида, нанесенная Стеллером, несколько скрасилась в Якутске. В путевом
журнале Крашенинников записал, что перед отъездом из Якутска 21 августа
он венчался в соборной церкви, а 22 был "брачный банкет в доме воеводы
Павлуцкого". Молодая жена была племянницей якутского воеводы, майора
Павлуцкого, с которым Крашенинников познакомился на Камчатке, куда тот
прибыл во главе следственной комиссии по делу о восстании камчадалов.
Начался обратный путь. Студент повзрослел на десять лет, обзавелся
семьей и приобрел такой жизненный опыт, какой редко кому удается
приобрести.
Казалось, однако, что книга никогда не будет написана.
Да и никто не предлагал писать о Камчатке. Когда в 1743 году, проработав
в Сибири десять лет, экспедиция вернулась в Петербург, встал вопрос о
дальнейшей судьбе входивших в нее студентов. Из двенадцати их осталось
двое - Крашенинников и Попов (позднее адъюнкт Академии), а "прочие от
худова присмотру все испортились", как вспоминал позднее Ломоносов.
Вскоре по приезде обоих решено было оставить при Академии, "дабы они
могли и далее совершенствоваться в науках".
В 32 года началась академическая деятельность. В 1745 году он был
назначен адъюнктом Академии, стал заведовать ботаническим садом. Ничто
не мешало Крашенинникову продвигаться по лестнице ученых званий,
занимаясь любимой ботаникой.
Все благоприятствует ему: эпоха - расцвет Академии, торжество
просветительских идей; воспитание и окружение - среди ближайших друзей
Ломоносов, круг общения - В. К. Тредиаковский, Г. Ф Миллер, И. И.
Тау-берт (управляющий канцелярии Академии наук), И. Э. Фишер (историк),
И. Г. Гмелин; но теперь он уже воспитывает сам. Формирование русского
литературного языка — одна из важных примет эпохи, и Крашенинни-ков —
участник этого процесса. При нем в академической гимназии налажено
изучение студентами «российского штиля», поскольку, взятые из духовных
учебных заведений, они «лучше по-латыне пишут, нежели по-русски, и,
разумея совершенство латинского автора, силы его не могут выразить на
природном языке».
Но дорога и здесь с ним, и часто перед глазами встают «высокие, покрытые
нетающим снегом горы» и море с его «разнообразными морскими животными».
Накопленные знания и материалы не дают покоя. Идея книги о Камчатке не
покидает его, а обработка экспедиционного багажа так затянулась.
Помог случай. В 1748 году Гмелин, с разрешения Академии наук, выехал за
границу, забрав с собою часть материалов экспедиции, а вернуться назад
не пожелал. Тут же последовало постановление: «Понеже примечено, многие
камчатские известия разным людям в руки попались, и поэтому небезопасно,
чтобы оные от иностранных прежде нежели здесь в печать изданы были, от
чего Академия наук лишится пользы и чести, того ради... определено:,
помянутые известия... немедленно напечатаны бы быть могли, и со временем
зде-лать из них порядочную книгу». Наконец-то! Но пока это помимо
основной работы. Он переводит на русский «Флору Сибири» Гмелина,
наблюдает за ее печатанием, составляет опись ботанической коллекции
Стеллера, заведует ботаническим садом, читает лекции по натуральной
истории и ботанике, переводит книгу Квинта Курция «О делах Александра
Македонского».
Вскоре следует очередное повышение. 11 апреля 750 года Степан Петрович
Крашенинников назначается профессором натуральной истории и ботаники и
членом Академического и Исторического собраний Академии наук. Спустя
несколько месяцев он — ректор академического университета и гимназии..
Новая должность отнимала почти все время.
Но работа над книгой не остановлена. Академия торопит, а перед ним
встают трудности. Решением канцелярии он обязан обработать материалы уже
покойного Стеллера и включить их в свой труд.
Фортуна иронична - некогда Стеллер прервал его исследования на Камчатке,
теперь же труды самого Стеллера отданы во власть бывшего студента. Но со
многими положениями Крашенинников согласиться не может. Сложно спорить
на бумаге с автором, чей труд до 1774 года не станет достоянием науки.
Но выход найден - в книге удачно представлены оба мнения, отчего
полемика только выигрывает. В 1751 году две части "Камчатского описания
с прибавлением Стеллеровых примечаний и объявлением его имени"
представлены на рассмотрение Академии.
И вот на сцене опять появляется Миллер. Двум талантам сложно ужиться "под
одной крышей". В его отзыве на работу Крашенинникова много ценных
замечаний, но есть и придирки, порой откровенно резкие. Главное -
защитить свой престиж, а также покойного Стеллера, от малейшей критики
Крашенинникова. Кроме того, не забыто время, когда автор был у него "под
батожьем", да и обида за критику работы "О начале российского народа"
хорошо памятна почтенному Ге-рарду Фридриху Миллеру.
В отличие от Миллера Ломоносов дал сжатый положительный отзыв, заметив,
что "не великие и не многие неисправности в штиле, которые автор сам при
печатании исправить может, не столь важны, чтобы сей книги печатание
хотя мало могли препятствовать".
Историческое собрание Академии наук постановило учесть ряд замечаний.
После этого Крашенинников представил третью часть книги. Все члены
комиссии голосуют за, возражения только у Миллера, он указывает "на
погрешности, которые можно было бы поправить", но на сей раз оказывается
в полном одиночестве.
Выносится решение: "А что г-н Миллер пишет в своем мнении о исправлении
автором неправильностей, то в прежней части от автора оные уже
исправлены, да и ныне исправитца могут".
Исправления четвертой части носили совсем иной характер. Если первые три
содержат описания географические, этнографические и "натуральной истории
касательные", то часть четвертая содержала сведения исторические и
называлась "О покорении Камчатки, о происходивших на ней в разное время
бунтах и изменах и о нынешнем состоянии русских острогов". "Редактором"
выступает уже не Миллер, а цензура Академии.
Мы ничего не знали бы об этой "правке", если бы не случайная находка.
Рукописи Крашенинникова 1751 -1753 годов считались утраченными, но 187
лет спустя, в 1938 году, они были неожиданно обнаружены Г. А. Князевым и
JI. Б. Модзалевским в главной физической обсерватории в Пулкове, а затем
переданы в Архив Академии наук СССР. Все три рукописи были объединены
под одним, современным Крашенинникову переплетом и имели помету "Из
типографии 1756 декабря 3". Оказалось, что ученому пришлось значительно
сократить текст и смягчить краски в описании подавлений ительменских
бунтов против разгулявшейся казачьей администрации. Да и самих казаков
пришлось приукрасить в ущерб исторической истине. Рассказывая об
управлении казака Афанасия Петрова, приведшем к восстанию ительменов,
Крашенинников оставил слова "от несносных обид и налогов", а
непосредственное продолжение "и грабительства" вычеркнуто. Нет в книге и
описания самого "грабительства" - "более полугода морил он их голодом,
чтобы у него награбленные его олени покупали дорогою ценою".
Глубоко демократичный Крашенинников осуждал закрепощение ительменов:
"...из острожков покоренных силою брали они (казаки.- П. А.) довольное
число в полон женского полу и малолетних, которых разделяя по себе
владели ими как холопами"; далее пришлось зачеркнуть: "И продавали, и
пропивали, и проигрывали, как бы право на то имея".
Смысл "редактирования" четвертой части ясен: описание недавней истории
пришлось пригладить.
