поддержка
проекта:
разместите на своей странице нашу кнопку!И мы
разместим на нашей странице Вашу кнопку или ссылку. Заявку прислать на
e-mail
Статистика
"Мост Менделеева" (Валентин
Рич)
Продолжение
Итак, 17 февраля 1869 года. Пасмурное петербургское
утро.
Утром, еще в кровати,- вспоминала племянница Менделеева,- он неизменно
выпивал кружку теплого Молока- Встав и умывшись, он уходил сейчас же
в свой кабинет и там пил одну-две, иногда три больших, в виде кружки,
чашку крепкого, постного, не очень сладкого чаю..." Постного - в данном
случае 1 означало без молока.
След от чашки сохранился на оборотной стороне записки Ходнева,
датированной 17 февраля 1869 года. Значит, записка эта была получена
рано утром, д0 завтрака, вероятно, принесена посыльным. А это в свою
очередь, говорит о том, что мысль о единой системе не покидала Дмитрия
Ивановича ни днем ни ночью: рядом с отпечатком кружечного донца листок
хранит зримые следы незримого мыслительного процесса, приведшего к
великому научному открытию. В истории науки - случай редчайший, если не
единственный.
Судя по вещественным доказательствам, дело начиналось так. Допив свою
кружку и поставив ее на первое попавшееся место - на записку Ходнева, он
тут же схватил перо и на первом попавшемся на глаза клочке бумаги - на
той же записке Ходнева - зафиксировал мелькнувшую в голове мысль.
На листке появились один под другим химические символы хлора и калия. Не
натрия и хлора - обычное, естественное сближение (поваренная соль!), а
необычное - хлора и калия. Почему?
Тут могла быть не одна мысль, а сразу целый клубок, вероятно, еще не до
конца проанализированный, полуинтуитивный. Одна из нитей клубка:
галоген, щелочной металл - о чем писать дальше? Другая: надо
руководствоваться атомными весами. Третья: а что если сопоставить между
собой по атомным весам не родственные элементы внутри групп, как делали
все после Деберейнера, а разные группы? Не выявится ли при этом какая-то
закономерность в изменении химических свойств? Четвертая: но тогда сам
бог велел сопоставить галогены со щелочными. Пятая: по величине атомного
веса самые близкие - хлор и калий...
Далее на листке появились означенные беглой скорописью ряды цифр:
атомные веса натрия, калия, рубидия, цезия, под ними - лития, магния,
цинка, кадмия. Затем он принялся вычитать - из чисел первого ряда числа
второго ряда: появилась третья
строчка: 16, 15, 20, 21.
Явно близкие пары! Надо сличить и другие группы.
Он взял нормальную осьмушку чистой бумаги - этот листок, по счастью,
тоже сохранился - и набросал на ней одну под другой, в порядке
уменьшения, шеренги символов и атомных весов: наверху щелочноземельные,
под ними галогены, под ними группа кислорода, под нею группа азота, под
нею группа углерода...
Было видно на глаз, как близки между собою разности атомных весов у
элементов соседних шеренг. Он так торопился, что то и дело ошибался,
делал описки. Сере приписал атомный вес 36 вместо 32. Вычитая из 65
(атомный вес цинка) 39 (атомный вес калия), получил 27. Но не в мелочах
дело! Его подхватила высокая волна интуиции.
В интуицию он верил. И вполне сознательно ею пользовался в самых разных
случаях жизни. "Если ему предстояло решить какой-нибудь затруднительный,
важный жизненный вопрос,- свидетельствует жена Дмитрия Ивановича Анна
Ивановна,- он быстро-быстро своей легкой, стремительной походкой входил,
говорил, в чем дело, и просил сказать по первому впечатлению мое мнение.
"Только не думай, только не думай",- повторял он. Я говорила, и это было
решением".
Однако интуиция интуицией, а дело делом. В спешке он перескочил через
монетное семейство меди - серебра, пренебрег железом и марганцем,
платиной и ее родственниками.
Он вписал пропущенное, занялся поисками более Удачных мест для
нарушителей порядка. Одна мысль обгоняла другую, рука не поспевала за
мыслью, числа наезжали на числа, едва начавшая проступать гармония
отступила перед хаосом помарок.
Он схватил новый лист, чистый, и стал переписывать со старого. Но, не
закончив, принялся за новые подсчеты, новые перестановки. И этот лист
тоже превратился в ребус. Так ничего не выйдет!
Можно представить себе, как он в отчаянии или в ярости - "легкой,
стремительной походкой" носился по кабинету, оглядывая все, что в нем
было выискивая способ, как бы побыстрей сложить непослушную таблицу.
Главное он уже нащупал, ощутил, но этому ощущению надо было непременно
придать ясную форму. А стрелки часов не желали стоять на месте, и скоро
надо было отправляться на вокзал.
Конторка. Диван. Шкафы с книгами. Письменный стол. Колбы с ретортами.
Весы. Плита под стеклянным колпаком. Пахнущая клеем и типографской
краской кипа первого выпуска "Основ". Пачка нарезанной осьмушками писчей
бумаги. Приготовленный в дорогу саквояж. Еще не сложенные вещи: томик
Жюля Верна, колода пасьянсных карт - он всегда брал их в поездки. Пачка
визитных карточек.
Стоп! Наконец-то взгляд его наткнулся на то, что нужно!
Он схватил стопку карточек, раскрыл на нужной странице, там, где был
список простых тел - "Основы", и принялся изготовлять невиданную,
единственную в своем роде карточную колоду.
Конечно же, это был радостный миг - когда рядом с исчирканными листами
появилась на его конторке колода химических карт. И нетрудно вообразить
себе, как весело было ему раскладывать на рабочей конторке этот
небывалый пасьянс. Уже сама конторка - в молодости столом он пользовался
редко - задавала, вероятно, определенный тон. Недаром лучшие мысли
приходят на ходу. А тут еще такое парадоксальное сочетание - законы
природы и карточная игра!
Как лихо, должно быть, ложились на свои места шестерки и семерки, дамы и
короли - то бишь замарашки сера с углеродом, благородное серебро,
блистательное золото. Он всегда ощущал их почти как людей.
Вот характерные фразы, сказанные им как-то в разговоре со Столетовым и
Тимирязевым: "Александр Григорьевич! Климентий Аркадьевич!
Помилосердствуйте! Ведь вы же сознаете свою личность. Предоставьте и
кобальту и никелю сохранить свою
личность!"
Первые шесть шеренг выстроились безо всяких скандалов: щелочные, под
ними галогены, под ними кислород с родичами, под ними семейство азота -
фосфора, под ними семейство углерода - олова, под ними щелочноземельные.
Попробовал было нарушить строй теллур - атомный вес у него оказался
больше, чем у иода, а надо бы - меньше. Но не ставить же иод в одну
шеренгу с серой, а подобный сере теллур - в одну шеренгу с хлором.
Химическая индивидуальность прежде всего! А одно место внутри стройной
колонны и вовсе оказалось пустым - между кремнием и оловом: нужной карты
с атомным весом 70 в колоде не нашлось. А кто сказал, что наша колода -
полная? Что ни год, кто-нибудь да обнаруживает новую карту, новый
элемент.
Легкость, естественность, с какой нашли свое место в строю эти элементы,
рождала пронзительное чувство удачи, точного попадания в цель. Сама
гармония природы являла тут свое сокровенное, свое прекрасное лицо.
Соответствие между индивидуальностью элементов первых шести шеренг и
атомным их весом было столь явным, что казалось - остальные карты сами
найдут свои места. И в самом деле, бор с алюминием, магний с цинком и
кадмием, медь с серебром и ртутью не заставили себя ждать.
Но дальше все застопорилось.
В колоде оказалось сразу как бы два одинаковых валета - атомный вес у
кобальта был такой же, как и у никеля. Или как бы шесть одинаковых тузов
- так вели себя платина с платиноидами. Еще хуже вели себя одиннадцать
малоизученных простых тел, тех, что в первом выпуске "Основ" напечатаны
были нонпарелью, самым мелким шрифтом. Тут уж совсем не понять было, кто
есть кто, какая это карта и какой масти.
Самым соблазнительным, конечно, было бы заполнить малоизученными
элементами еще не занятые, пустые места внутри строя - там, где разница
в атомных весах соседей была очевидно велика. Между водородом и литием -
где впоследствии расположился тогда еще не открытый на Земле гелий.
Между кальцием и титаном - сюда потом встал скандий. Между цинком и
мышьяком - сюда потом встали галлий и германий. Между барием и танталом
- сюда потом встали лантаноиды и гафний. Но, увы, кандидатов на эти
места среди известных ему элементов Менделеев, естественно, не смог
найти. Таковых в колоде не имелось.
Снова и снова хватался Дмитрий Иванович за перо. Стремительным своим
почерком набрасывал на листке колонки чисел. И снова с недоумением
бросал перо и принимался крутить цигарку и так пыхтеть ею, что в голове
мутнело.
Наконец, глаза начали слипаться. Он бросился на диван и крепко заснул.
Такое для него было не в диковинку.
Он проснулся оттого, что увидел во сне свой пасьянс. И не в том
огорчительном виде, в каком он оставил его на конторке, а в другом,
стройном и логичном. И тут же вскочил на ноги и принялся выстраивать
пасьянс по-новому.
Долгое время к рассказу Дмитрия Ивановича о том, что он увидел свою
таблицу во сне, относились как к анекдоту. Находить что-либо
рациональное в сновидениях считалось суеверием. Ныне наука уже не ставит
глухого барьера между процессами, происходящими в сознании и в
подсознании, и не видит ничего сверхъестественного в том, что картина,
не вполне сложившаяся при осознанном обдумывании, сложилась окончательно
в результате неосознанного процесса.
Все же в набросанную тут же картину привидевшегося во сне Дмитрий
Иванович внес некоторые коррективы. И написал название: "Опыт системы
элементов, основанной на их атомном весе и химическом сходстве" -
по-русски и по-французски.
